Бегемот - Страница 66

Она поглядела на утыканные учетными машинками стены и невольно подумала: а для чего они здесь? Быть может, записывают каждый вопрос, заданный тому или иному библиотекарю? А если так, то кто просматривает сводные результаты? Дэрин вспомнились глаза, пристально следящие через щели в стене тронной залы, и она нервно забарабанила пальцами.

Впрочем, несколько вопросов о трагедии, из-за которой началась вся эта треклятая война, наверняка попросту затеряются в таком колоссальном потоке информации.

Наконец, словно принесшая кость собака, прискакала обратно ее заводная машинка, груженная полудюжиной книг: все как одна увесистые, в потрескавшихся кожаных переплетах.

Взяв одну, затем другую, затем третью, она увлеченно перелистывала толстые, с золотым тиснением страницы. Одни были исписаны готикой жестянщиков, другие непонятной вязью, третьи чем-то походили на письмена, которые Дэрин замечала на стенах снаружи. А вот в одной из них слов, можно сказать, не было вообще — только имена, даты и гербы. На титульном листе здесь красовались габсбургский крест и латинская фраза, которую Дэрин помнила с того самого дня, когда познакомились между собой Алек и доктор Барлоу:

«Bella gerant alii, tu Felix Austria, nube» — «Пусть воюют другие (первую часть Дэрин помнила особо отчетливо), а ты, счастливая Австрия, заключай браки».

— Вот черт, — буркнула Дэрин вполголоса, — сколько же их тут.

Габсбургов действительно было много. И сама книга была такая толстая, что впору подавиться гиппоэску. Корни императорской семьи уходили в историю аж на восемь веков. Впрочем, Алеку всего пятнадцать; значит, он должен быть где-то в конце. Дэрин пробежала последние страницы и действительно вскоре нашла сноску: «Александр, принц фон Гогенберг», а рядом — дату рождения и имена родителей: Франц Фердинанд и София Хотек.

— София, — победоносно шепнула Дэрин, с улыбкой откидываясь на спинку стула.

Оставив стопку книг на столе, она направилась к крутящимся дверям. Спустившись по ступеням мраморной лестницы, Дэрин устремилась к таксомотору, стоящему первым в ряду шестиногих шагоходов в форме здоровенных жуков.

— Отель «София», — засовывая руку в карман с оставшимися монетами, сказала она. По крайней мере, отель он и есть отель, что у жестянщиков, что у дарвинистов.

Водитель вначале кивнул, затем уточнил:

— Отель «Хагия София»?

Дэрин беспечно кивнула. Какая, собственно, разница: «София» — она ведь тоже где угодно София.

Таксист изучил пригоршню монет, после чего кивком указал на заднее сиденье. Дэрин запрыгнула в кабину, радуясь рокочущему под ней мотору, пусть даже это мотор жестянщиков. Разыскивать Алека в многомиллионном городе она предпочитала катаясь, а не гуляя своими ногами.

•ГЛАВА 30•

Отель «Хагия София» был сама помпезность. Дэрин даже покачала головой: ну конечно, такого, как Алек, именно здесь и следует искать. Один лишь вестибюль был высотой в три этажа, с громадной застекленной крышей из витражного стекла и освещался двумя газовыми люстрами. Коридорные в форменной одежде сопровождали заводные багажные тележки через холл, полный чинно воркующей публики; мраморные лестницы поднимались на просторные галереи и балконы, шипящими ракетами устремлялись вверх паровые лифты.

Но раз уж Алек выбрал этот отель из-за совпадения с именем его матери, может, у него хотя бы хватает ума не изображать здесь принца? Ведь его вроде как разыскивают германцы. А значит, Алек наверняка зарегистрировался под чужим именем. Так как же передать ему весточку?

Дэрин растерянно стояла в надежде увидеть если не Алека, то хотя бы Бауэра или мастера Клоппа. Но вокруг не было ни одного знакомого лица, а тут еще и швейцар в белых перчатках определенно начал к ней присматриваться. Ее краденая роба после ночевки в проулке измялась и испачкалась, так что Дэрин смотрелась здесь как ком грязи на изящной фарфоровой тарелке. А в кармане осталось лишь несколько монет, которых на номер явно не хватит, по крайней мере в этом отеле.

Может, тут удастся разжиться кофе и какой-нибудь закуской? Судя по сегодняшнему завтраку, Стамбул не худшее место, чтобы выбраться на берег, умирая от голода. Дэрин устроилась за столиком в буфетной, причем так, чтобы непременно видеть выход в вестибюль. Официант в английском был не силен, но и на немецком изъяснялся не лучше, чем она сама. Тем не менее вернулся он с кофейником и меню, и вскоре Дэрин уже вкушала роскошь — на этот раз в виде мелко порубленной молодой баранины с орехами и кишмишем, под пунцовым, как синяк, слоем сливового желе. Ела она не спеша, внимательно следя за главным входом отеля.

Публика, среди которой было много состоятельных жестянщиков, входила и выходила. За соседним столиком читал германскую газету почтенный господин в монокле и с завитыми усами. Когда он ушел, Дэрин, воровато оглядевшись, схватила оставленную газету и стала для вида время от времени перелистывать страницы, дескать, балуемся за трапезой чтением.

Последняя страница пестрела фотографиями: новинки сезона, заводные слуги для дома, нарядные дамы на роликовых коньках. Словом, ничего из ряда вон. И тут взгляд Дэрин упал на три фотографии внизу страницы. Одна — «Левиафан», летящий над городом, вторая — коленопреклоненный после своего уличного буйства «Неустрашимый», а на самом нижнем снимке — двое под стражей: Мэтьюз и Спенсер, выжившие во время вылазки под ее неудачным командованием.