Бегемот - Страница 40

— Я по-прежнему считаю: дурная это затея, юный господин, — сказал Клопп, отвлекаясь от беспроволочного телеграфа и таблицы с комбинациями точек и тире.

— Да никто меня не узнает, — заверил Алек. — Отец предусмотрительно не допускал, чтобы я красовался на портретах или фотографиях. Никто за пределами семьи даже не знает, как я выгляжу.

— Лучше вспомните, что случилось в Линце!

Алек медленно выдохнул, припомнив тот случай, когда он, одетый простолюдином, впервые «вышел в народ».

— Да помню я, помню. Но тогда, Клопп, я по неопытности действительно держался как маленький принц. Однако разве с той поры я не пообтерся среди обычного люда? — (Клопп лишь пожал плечами.) — И уж коли мы собираемся скрываться на просторах Османской империи, нам необходимо узнать, чем дышит здешний народ. К тому же я единственный из вас, кто говорит на других языках, кроме немецкого.

Старик только посмотрел на него и отвернулся.

— Не могу оспаривать ваши рассуждения, юный господин, но по мне, так пусть бы шел кто угодно, только не вы.

— А по мне, так лучше б здесь был Фольгер, — тихо произнес Алек. — Тем не менее я буду в надежных руках. Ведь так, Бауэр?

— К вашим услугам, господин! — с готовностью вскинулся капрал.

— Да, вижу, — сказал Алек. — Кстати, пока помню: никаких мне «господинов» за пределами этой вот комнаты.

— Слушаю, господин! То есть… э-э… А как мне вас, осмелюсь спросить, называть?

— Ну, — Алек улыбнулся, — за турок нас все равно никто не примет, так что лучше подобрать какое-нибудь хорошее германское имя. Как насчет Ганса?

— Но это ж меня так звать, господин.

— Ах да, точно. — Алек кашлянул. Кажется, до сего момента он вообще знал капрала Бауэра только по фамилии. Следовало вначале спросить, как его зовут. — Ну, а если, скажем, Фриц?

— Так точно, господин! В смысле: да, Фриц! — отчеканил Бауэр.

Клопп на это лишь медленно покачал головой: хороши выходцы из народа, ничего не скажешь.

Гостиница находилась неподалеку от Большого базара — самого крупного рынка в Константинополе, — и улицы этим вечером были полны людей. Алек с Бауэром слились с толпой, высматривая место, где могут собираться и судачить меж собой германские рабочие.

Вскоре они оказались на самом базаре, в освещенном газовыми фонарями лабиринте лавочек и магазинов под высокими арочными потолками. Вразнобой, на десятке языков и наречий выкликали и нахваливали свой товар продавцы и зазывалы: кто лампы, кто ткани, кто ковры, кто шелка, кто украшения, кто выделанную кожу, кто машинные запчасти. Сквозь пестрое многолюдство флегматично трусили механические ослики; жарились на противнях каштаны; вращались на вертелах ароматные куски мяса и шаурма. На маневренных, похожих на стулья шагоходах разъезжали женщины в хиджабах и паранджах; по обе стороны от них шли усталые слуги.

Алеку невзначай вспомнилось, как он впервые, одетый «по-простому», очутился на рынке в Линце. В тот раз от толчеи и запахов ему сделалось дурно. А Большой базар выглядел вообще запредельно. Ароматы бесчисленных специй, благовоний и розовой воды мешались здесь с горьковатым табачным дымом, кольцами поднимающимся над булькающими водяными кальянами. Жонглеры и фокусники препирались здесь из-за места с гадалками, чревовещателями и музыкантами. На расстеленном прямо посреди проезжей части одеяле танцевали крохотные шагоходики, над которыми, скрестив ноги, сидел сонный амбал, а вокруг рукоплескала жадная до зрелищ разношерстная публика.

В гостинице конторщик сказал им, что нынешний месяц у мусульман считается священным, а потому весь город до захода солнца соблюдает пост. Теперь же, с наступлением темноты, все торопятся наверстать упущенное.

— Что-то германцев особо не видно, — поделился сомнением Бауэр. — Может, где-нибудь в городе есть пивная?

— Не знаю, как османы относятся к пиву. — Алек жестом позвал мальчишку-разносчика со стеклянными чашечками. — А вот кофе у них отличный.

Остановив мальца, он указал на поднос. Тот кивнул и жестом поманил за собой, сноровисто пробираясь сквозь толчею; временами он притормаживал и нетерпеливо дожидался, когда Алек с Бауэром его догонят.

Через какое-то время мальчишка подвел их к большому шатру на краю рынка. Из открытых дверей шел аромат крепкого кофе, черного чая и шоколада, а под потолком стелился шлейф табачного дыма.

Когда Алек заплатил провожатому за хлопоты, Бауэр определил:

— Похоже, мы там, где надо, господин.

Алек огляделся. Под навесом кофейни висели кайзеровские флажки, а внутри привольно гремела германская застольная песня.

— Этот мальчуган вмиг распознал в нас жестянщиков, — понял Алек и удрученно вздохнул. — Так что смотреть в оба. И чтобы никаких больше «господинов», Ганс. Я же просил.

— Прошу прощения… Фриц.

У входа Алек остановился в нерешительности. Что же, воздушные корабли кайзера разыскали его даже в глухой горной долине среди Альп. Может, действительно лучше держать врага в пределах видимости?

Расправив плечи, он с нарочитой непринужденностью зашел в кофейню.

В большинстве своем здесь сидели германские инженеры. Некоторые все еще в рабочих спецовках и комбинезонах с пятнами машинного масла после рабочего дня. Алек в своей новенькой псевдотурецкой одежде выглядел явно не к месту.

Не без труда найдя свободный столик, он заказал кофе у паренька в тюрбане, который вполне сносно изъяснялся по-немецки.

Когда тот ушмыгнул выполнять заказ, Алек покачал головой.